Мария Протько

           Он проснулся от равномерного тиканья своих карманных часов. Как ни странно, с каждым днем он слышит их все отчётливее: они ненавязчиво намекают ему об убегающем времени, так, что их желтеющий циферблат с костлявыми стрелками снится ему в кошмарах.

           В на скорую руку обставленной комнате из всей серости выделялась только кровать да окно, неизменно показывая безразличную реальность: тесные улочки, бесконечные потоки всевозможных средств передвижения и, разумеется, огромные голые небоскребы, своей зеркальной поверхностью скрывающие личину как обывателей, так и офисных клерков.

            Посмотрев на годами не меняющийся пейзаж, олицетворение моего мнения о стандартных людях механически проделало все необходимые для выживания действия, отдавая дань суровому машинному отчету и все возрастающей нужде, не проявляя и проблеска мысли.

            Сколько же действий в порыве безразличия было совершено? О сколь многом можно было пожалеть! Но человек уже привык выбрасывать из головы осознание всей бессмысленности своего существования. Срок его самовольного тюремного заключения длился годами, ровно с того момента, как он решил, что смысл бывает лишь в конкретных вещах.

            Действительно, зачем отчищать от хлама маленький чердачок с окнами, смотрящими в небо, когда у тебя есть тысячи требующих внимания комнат в огромной мансарде.

            Нужно всего лишь совершать минимальное количество значащих поступков, тебе от этого не плохо, а другим даже хорошо.

            Так сделал и человек у окна. Он прошел по затоптанной дороге, как и тысяча людей до него, забавными толпами шагающих в такт сердцебиения города. Не смотря на часы, ставшие абсолютно ненужными из-за отсутствия хоть каких-то желаний у владельца, заранее знающего, что торопиться ему некуда – годами он убеждал себя в правильности этого спонтанного суждения.

            Рабочий день – ничто, кроме рутины. Пытаясь успеть в никуда, запутавшись в миражах мнимых сроков, созданных лишь для разгона и так скоротечной жизни, человек не мог успокоиться.

           Под конец дня, измученный поиском несуществующих изменений и целей, уставший и запутавшийся в своих планах человек, вернется домой постаревшим, но почему-то с твердой уверенностью в своем успехе и исключительности.

           Затем он потратит и остальное отпущенное «дорогое» время и отправится в царство морфея, где его навестит друг-циферблат.

           Бесконечный круг однообразия изредка прерывался новыми вещами, новыми личностями, которые вскоре притирались, становились привычной кривой, все больше и больше его огибая. Казалось бы, что в этом такого? У человека будет еще много счастливых деньков!

           «Мир ведь не полностью серый!»

           Мысль, появляющаяся перед кошмарами, успокаивала человека у окна, но загвоздка была в том, что дней оставалось все меньше и меньше, даже бесцветных. Карманные часы давно заржавели и сломались, чего не заметил за ненадобностью их хозяин, как и то, что сам он превратился в дряхлого, никому не нужного старика.

Лежа в своей пыльной постели, в уже давно похолодевшем от старости жилье все с тем же маленьким окошком, уже почти не пропускающим лучи света, человек решил впустить мысли в свою голову.

           Разглядывая свою жизнь со всех сторон, он судорожно пытался найти в ней хоть что-то стоящее, что-то яркое, важное, теплое. Хоть какой-то, хоть один цвет!

            Сердце человека болезненно сжалось с приходом столь горькой мысли: он прожил жизнь зря, совершенно пусто. Вечно торопясь, он гонялся за воображаемым поездом, чтобы успеть на давно ушедший рейс, выдумывал причины, чтобы не прыгать в пучину возможностей, будто бы боялся существовать. Человек-привычка, отстающие часы, тихий стук которых никто из живущих не смог вынести. Он хотел везде успеть, но не находил время, потому так и не заметил, как мимолетно пробежала вся его жизнь.

           Он достал огрубевшей рукой карманные часы и посмотрел на выцветший, пожелтевший циферблат. В кошмарах почему-то предстающий таким значительным и ярким, сейчас он показался грустным и покинутым. Стрелки давно уже не двигались с места, а шестерни внутри наверняка сгнили.

           Сил оставалось лишь на один вздох, и это был вздох сожаления.